Контрнаступление советских войск под Москвой в декабре 1941-го принято называть судьбоносным, историческим, переломным для Великой Отечественной войны. Однако в Академии Генштаба это сражение не являлось и не является предметом рассмотрения военных теоретиков. Объяснить такую странность мы попросили непосредственного участника событий зимы 41-го года, человека, прошедшего всю войну, к тому же профессионального военного, генерала Александра Михайловича Адгамова. – Александр Михайлович, почему так мало теоретических трудов по этой величайшей битве? – По одной простой причине – это не было продуманной военной операцией, так что и рассматривать нечего. С нашей стороны это был величайший подвиг, за который мы заплатили многими жизнями, но настоящей войной это не было. Под Москвой мы не могли воевать по уставам, а по-другому еще не умели. Вот вам пример: полевой устав 1938 года предписывал войскам приближаться к вражеской обороне на 200 метров колоннами, затем выстраиваться в цепь и с криком «Ура!» занимать вражеские позиции. Но артиллерия бьет прицельно на 2-3 километра, пулемет МГ-34 выкашивает пехоту за 500-600 метров, и колонны для них – просто подарок. Под Москвой гитлеровцы не имели сплошной линии фронта, а мы воевали так, словно она была. Да много еще всяких глупостей натворили. Все перечислять – времени не хватит. Новые уставы были приняты только в ноябре 41-го, и в боевой обстановке было не до их изучения. Винтовок не хватало, а танков и артиллерии на нашем участке вообще не было. – Но ведь отбросили немцев. – Страшным напряжением сил и с огромными потерями. Единственное, что можно сказать, – эти потери не были напрасными. Если бы мы не контратаковали, германские войска пережили бы зиму в глухой обороне, наладили коммуникации и затем, отдохнувшие, перешли бы в наступление, остановить которое нам бы не удалось. Это мое мнение. – Расскажите, как вы попали на фронт. – В 41-м я был курсантом Свердловского военного пехотного училища. Когда началась война, мы были на учениях. Нас быстро вернули, сделали досрочный выпуск и отправили на формирование дивизий, которые должны были сражаться под Москвой. – Уже в июне готовились защищать столицу? – Да, именно такая задача перед нами ставилась. Понятно было, что враг захочет взять именно Москву. Для спасения столицы собирали войска со всего Советского Союза. Нас перебросили под Сарапул на станцию Шолья, где формировалась наша 357-я дивизия. До конца октября мы занимались подготовкой личного состава к боям. В чем она заключалась? Мы не получили оружия, а настругали палок и с ними учили приемы штыкового боя. Еще у нас был один пулемет «Максим», и я, как командир пулеметного взвода, учил солдат его устройству и использованию. – А стрелять вы солдат не учили? – Тогда еще не солдат, а красноармейцев. Нечем было стрелять и не из чего. Оружие нам обещали выдать только вблизи фронта и выдали… вместо «Максима» дегтяревский пулемет, да еще в заводской смазке, и противотанковые ружья без патронов. Если кто в курсе, тот понимает, что в «дегтяре» самое главное очистить затвор от заводской смазки. Без этого он – та же винтовка, только без прицела. Попробуйте это сделать в полевых условиях и на холоде. Из станковых пулеметов был получен только один из 16-ти положенных на батальон. Винтовок – только на две трети личного состава. С этим вооружением и пошли в бой. – Где он состоялся? – Нас перебросили на северный край обороны, туда, где фрицы рвались к Волоколамску. Наша дивизия в составе 39-й армии должна была захватить и перерезать железную дорогу Ржев – Великие Луки. Немцы отчаянно держались за эту дорогу. В деревнях они развернули свои подразделения, наладили оборону и взаимодействие между гарнизонами. Вот на один из таких опорных пунктов мы и пошли, как положено – цепью. Правда, бои под Ржевом уже показали неэффективность подобной тактики. Но другой-то у нас не было. Безымянный полустанок в 10 километрах от Ржева наш батальон атаковал ночью. Такой прием позволил нам подобраться близко к позициям немцев и захватить этот полустанок. Теперь уже мы сидели в укреплениях и отстреливали наступающие цепи врага. Они, в отличие от нас, быстро прекратили такие попытки и вызвали авиацию. Самолеты по нам отработали – и снова атака. С теми же результатами. Не меньше полсотни немцев мы положили. У нас были убиты командир батальона и комиссар. Связи нет, подкреплений ждать неоткуда, а тут еще со стороны Ржева подошел немецкий бронепоезд и просто вымел нас пулеметами с полустанка. – Так что же вы дорогу-то не разрушили? – Чем? Руками? Да и задачи нам такой не ставилось. Мы же не партизаны. Мы – пехота, нам сказали занять и удерживать, мы и заняли. Нормальное ведение войны подразумевает, что наш успех должны были поддержать другие части, в том числе и саперные. Но у нас – подвиг, и мы – грудью на пулеметы. Один из взводных начал обстреливать бронепоезд. Продержался 10 минут. Пришлось уходить в ближайший лесок и ночевать под елками. Сил на новую атаку уже не было, и мы отошли на прежние позиции. Возвращались со страхом, поскольку приказа оставлять полустанок не было. Пришли, а докладываться некому. Командир дивизии погиб, поднимая бойцов в атаку, комиссар погиб, командир полка убит, штаб потерялся. – Кто же вами командовал? – Мы и командовали, три недоучившихся лейтенанта. Нас немец доучивал, и он же принимал экзамены. Это было главным итогом битвы под Москвой. Что бы там ни писали зарубежные историки и теоретики – мы немцев удивили. Еще Суворов писал: «Удивить – значит победить». Нас элементарно боялись. Никому из гитлеровцев под Москвой не взбрела мысль в голову выйти в чистое поле и сразиться с нашей пехотой. Русский солдат и без оружия был им страшен. – Просто чудо, что вы выжили! Как вам это удалось? – Меня ранили. Спас наш ездовой боец Чернышев. Он кинул меня на сани и отправился искать медсанбат. А таковых в ближайшем тылу не было вовсе. Передвигались ночью, рубили конину, варили ее в деревнях. Кочевали, как цыгане. Так и доехали до Нелидово, где меня взяли в госпиталь. Провалялся полтора месяца и снова вернулся в свою дивизию. Там уже мы воевали нормально, и война стала похожа на войну, а не на побоище … Да, еще хочу добавить: немцы учились на победах, потому и проиграли, а мы на поражениях, потому и выиграли. Беседовал Сергей Бердников